RU
Объектом травли может стать кто угодно. Все дети обсолютно разные: кто-то заикается, кто-то полненький, кто-то некрасивый, кто-то говорит слишком тихо. И если ребёнок не может сам себя защитить, то придраться можно к кому угодно, и тогда без помощи взрослых дети с этим скорее всего справиться не смогут.
Есть места, при попадании в которые весь твой жизненный опыт сводится к нулю. Это дом твоего детства — потому что для старых соседей и этих стен тебе всегда восемь. Это палата в отделении травматологии, где ты заново учишься ходить. Или, например, школа.
Ступаешь за порог — и оказываешься в окружении замшелых стендов с фотографиями счастливых учеников и цитатами из классиков украинской литературы. И вот уже уборщица в синем халате неумолимо идёт на тебя, толкая перед собой швабру с серой тряпкой. Ты отходишь на три шага назад, а она меняет траекторию и снова идёт на тебя со шваброй. От неё, как и от запаха каши из столовой, не спрятаться.
А когда звенит звонок, ты вздрагиваешь, потому что помнишь, что он — для учителя. Ты снова становишься маленьким, уязвимым, от тебя снова ничего не зависит. Заходим в класс.
«Вас, донецких, убивать надо»
У Кати только что закончился шестой урок, и сегодня она дежурная. Двое мальчиков подметают пол, а Катя вытирает доску и командует ими.
— Слава, вон в углу бумажка валяется! Ты пропустил, иди подмети!
Мальчик картинно вздыхает, говорит: «Да, моя госпожа», — и идёт подметать. Потом прячет в шкафчик веник и совок, спрашивает у Кати, нужно ли ещё что-то делать, говорит «До завтра» и уходит.
Мы с Катей опускаем поднятые перед уборкой стулья и садимся за заднюю парту. Катя учится в восьмом классе, она похожа на положительную героиню из детских фильмов. Ту, которая за правду и справедливость, не оставит друзей в беде, но никогда не будет курить с ними в форточку папины сигареты. На Алису из «Гостьи из будущего».
Катя вместе с мамой и папой переехала в Киев из Донецка в 2014 году. Дома Катя занималась народными танцами, и тот коллектив до сих пор вспоминает как вторую семью. В школе отношения были ровными — ни близких друзей, ни проблем.
Как и большинство переселенцев, Катина семья три года назад не думала, что уезжает надолго. Сначала они отправились на несколько недель в Харьков, а когда поняли, что вернуться пока нельзя, уехали в Киев. В Харькове Катя ходила в школу всего десять дней, но успела подружиться с ребятами. Когда она уезжала, учительница подарила маленькую статуэточку, а дети — горстку игрушек на липучках.
В первый раз Катя поняла, что к ней могут плохо относиться, когда уже приехала в Киев, но ещё не пошла в школу.
— Я выложила в «ВКонтакте» фотографию с Крещатика. На следующий день захожу и вижу, что девочка из моего класса в Донецке, с которой мы нормально общались, написала в комментариях: «Зачем вы уехали? Ты и вся твоя семья — предатели». Мне стало неприятно и обидно, но я подумала, что нельзя обижаться на тех, кто живёт в зоне войны, и постаралась не думать об этом, — у Кати светлые волосы и кожа, но когда она хмурится, как будто темнеет.
Перед первым днём в новой школе в Киеве Катя вообще не переживала. Она думала, что дети везде одинаковые — открытые и общительные. Оказалось, что это не так.
— Классная руководительница подошла перед началом урока, представила меня классу и ушла. Я думала, что разговор с одноклассниками завяжется сам по себе, как это всегда случалось, но они просто не реагировали на меня. Я подошла к девочкам, спросила, куда нам идти на следующий урок, они односложно ответили и продолжили разговаривать друг с другом так, будто меня не существует.
— Вы сразу почувствовали себя чужой?
— Да, в первые недели. В том классе было несколько группок, они общались между собой, и были ещё несколько человек, которые не входили ни в одну из группок. С ними наладить контакт у меня тоже не очень получалось. Среди них был слишком агрессивный мальчик с раздвоенной губой. Наверное, над ним уже давно издевались, поэтому он неадекватно реагировал на всё: мог начать орать просто так, убегал. Была ещё одна девочка, но она в основном молчала и сидела в углу. Если того мальчика долго не было в школе, издеваться начинали над ней.
Катю стали задевать через несколько недель после её появления в классе. Сначала подшучивали над тем, как она разговаривает:
— То, как говорят в Киеве, отличается от того, как разговаривают в Донецке. Например, у нас на резинку, которая стирает карандашные записи, говорят «тёрка», а здесь — «стирачка». После того как я один раз сказала «тёрка», они шутили несколько месяцев: «Тёрка? Может, тебе огурец дать или морковку? Иди потри». Вроде бы и ничего такого, но это было как-то не по-доброму и постоянно.
Одноклассники будто проверяли, разрешит ли им Катя помыкать собой. С ней разговаривали, только когда подшучивали и если им что-то было нужно. Девочка старалась балансировать: когда просили дать списать или запасную ручку, хоть и без слова «пожалуйста», не отказывала, но если чувствовала попытки показать своё превосходство, спокойно давала отпор.
— В классе было несколько девочек, которых можно назвать главарями. Обычно все делали то, что они хотят, а тех, кто не делал, начинали гнобить. Как-то одна из них приказным тоном сказала на перемене: «Пойди в столовую, купи мне что-нибудь». Я понимала, что это решающий момент: если я соглашусь, они с меня не слезут, если не соглашусь, начнут гнобить. Я отказала, и та девочка начала рассказывать всему классу про меня какие-то гадости.
Катю не травили открыто, как, например, того мальчика с раздвоенной губой. Его пинали и толкали, а один раз даже пытались смыть его рюкзак в унитаз. С Катей просто демонстративно не общались и обзывали, когда думали, что она не слышит. В первый раз её обозвали прямо, когда учительница по математике ушла на совещание и класс целый урок ничего не делал.
— Ребята начали бросаться школьной формой. Один раз мне чуть не попало по голове, и я решила залезть под стол, чтобы делать задание на стуле. Сзади сидели два мальчика, и они начали меня обзывать, кричали на весь класс, что я… — Катя замолкает и поднимает голову вверх, как делают, чтобы слёзы не начали течь по щекам. — Как бы это заменить… В общем, они кричали, что я — девушка лёгкого поведения.
Катя смущённо улыбается сквозь слёзы и начинает оправдываться. Говорит, что ни с кем не общалась в классе, одевалась скромно, была серой мышкой. И тут же оправдывает одноклассников: возможно, они называли её так просто потому, что не знали её интересов и что она за человек.
После первого открытого оскорбления Катю начали обзывать постоянно. Один раз, когда её одноклассник в очередной раз толкал мальчика с раздвоенной губой, Катя за него заступилась. Оттянула обидчика за капюшон и спросила: «Что ты делаешь?» Мальчик пробормотал что-то невнятное и ушёл, а через пять минут вернулся с друзьями.
— Они стоят втроём напротив меня и говорят: «Ты себе вообще что позволяешь? Мы тебя здесь приютили, а ты там за «ДНР» и «ЛНР» орала», — Катины глаза снова становятся влажными.
Та ситуация произошла полтора года назад, но девочка до сих пор задаёт себе и тем мальчикам вопросы:
— Мне было очень-очень обидно. Во-первых, я ни за кого не орала. А во-вторых, какое отношение они имеют к тому, что я приехала в Киев? Мне помогает фонд, немного помогает государство, мои мама и папа работают допоздна. Но эти мальчики точно ничего для меня не сделали. Я тогда развернулась и ушла. Это было в самом начале большой перемены, и я до звонка сидела в раздевалке и плакала. Меня никто не утешал.
В другой раз ещё один одноклассник кричал Кате и второй девочке-переселенке: «Да вас, донецких, всех перестрелять надо!» Тогда Катя не начала плакать, а наорала в ответ. Ей было так обидно, что она до сих пор не помнит, что тогда говорила. После этого тот мальчик начал её уважать, и они подружились.
— Вы когда-нибудь потом обсуждали, почему он так сказал?
— Нет, никогда. Он нормальный парень, просто очень вспыльчивый. Его папа — военный, поэтому у него своё представление обо всём этом. Я не хочу его переубеждать.
Больше всего Катю ранил случай на уроке биологии. У неё началась менструация, но она об этом не знала, и кровь протекла на стул.
— Девочки начали при мальчиках, вообще при всех, кричать, что я обос… обкакалась. Я не знала, что делать, меня как будто парализовало. Я сидела на этом стуле и не могла пошевелиться. Тогда ко мне подошли две девочки из другого класса, с которыми у нас были нормальные отношения, попытались успокоить, завязали мне курточку на пояс и подождали со мной прихода папы.
Катю каждый раз удивляло, почему её обижали: «Зачем они так сделали? Я не понимаю, зачем? Они ведь знали, что это такое!»
В то время Катя часто плакала. Но не в школе, а дома, когда не видят даже мама и папа. Она понимала, что родители много работают, им трудно, и не хотела их тревожить. Катя включала фильм и плакала под него. Если родители спрашивали, в чём дело, отвечала что-то про грустный сюжет.
Классная руководительница если и знала о травле, то не обращала на это внимания, а учительница украинского языка, к которой Катя пришла выговориться, ответила: «Ты сильная, ты всё сможешь». Катя думала, что не найдёт поддержки ни у кого, поэтому на переменах просто уходила в библиотеку. Там было тихо и спокойно, туда мало кто заходил.
Катя проучилась в той школе полтора года. Сейчас учится в другой, и у неё хорошие отношения с одноклассниками. Решение о переводе принимали родители, и причиной была не травля, а уровень образования.
— Как вы сейчас вспоминаете время, проведённое в той школе?
— Если бы вы спросили это год назад, я бы ответила, что плохо. Сейчас мне уже почему-то всё равно. Это прошло, и я многого уже даже не помню. Но когда встречаю на улице кого-то из того класса, мне до сих пор неприятно.
Скорее всего, неприятно встречать тех ребят ей будет и через пять, и через десять лет. А воспоминания о травле, которые частично стёрлись уже сейчас, сотрутся ещё сильнее. Останется только вязкое ощущение того, что это было ужасно, — без подробностей, со вспышками из самых ярких моментов. Так помнят, вернее, почти не помнят о случаях травли в школе взрослые. Может быть, из-за этого они потом боятся менять работу, выступать перед аудиторией, знакомиться первыми или, наоборот, становятся очень активными, заводят много неблизких друзей и боятся быть одни.
Решающий год
Жене 16 лет. В этой школе она учится с первого класса. Сейчас она в одиннадцатом. У Жени стрижка каре, очки, подростковые прыщи и полосатый свитер с горлом. Когда в конце урока учительница объявила Жениному классу, что сейчас придёт журналист пообщаться о буллинге, остаться и поговорить захотела только она.
Женя живёт в пяти минутах ходьбы от школы и некоторых своих одноклассников знает с трёх лет. Например, Свету. Женя и Света живут в соседних подъездах и стали лучшими подругами задолго до школы. Они вместе хоронили жуков и следили за подозрительным соседом, надеясь, что тот окажется опасным преступником и они его рассекретят. В начальных классах Женя и Света вместе играли на переменах, вместе дружили с другими детьми, и Женя думала, что так будет всегда.
— Всё менялось постепенно, но верно. В пятом классе к нам начали приходить новенькие, и как-то так вышло, что из общественного ребёнка я превратилась в изгоя. В какой-то момент я осталась совсем одна. Света нашла подругу среди новеньких, а в отношениях с остальными одноклассниками из разряда равной я перешла в какую-то самую низшую касту людей.
Как раз в пятом классе Женя постриглась под мальчика, чтобы не заморачиваться с косичками и причёсками, и начала носить очки — сначала прямоугольные, потом круглые, с толстыми стёклами. Рассказывая об этом, Женя говорит слово «некрасивая», но кто начал считать её некрасивой первым — она сама или одноклассники, — неясно. Понятно из Жениных слов только то, что внешность стала поводом для других детей посмеяться над ней и «высмоктать всю энергию, забрать её себе».
— Одноклассники находили любой повод, чтобы унизить меня, показать, что я — не человек, а кто-то ниже. Бывало, что оскорбляли. Например, называли в среднем роде. Говорили: «Ты никто, ты — оно. Не человек, а существо». Это цепляло, было больно и неприятно. — Женя говорит спокойно и по-взрослому, как люди, которые поставили блок между собой и травмирующим событием.
Когда Жене говорили что-то обидное в лицо, она не могла сдержаться и плакала. Пыталась плакать незаметно, но скрыть слёзы было нечем — из-за короткой стрижки Женя не могла отгородиться от мира даже чёлкой. Она старалась заходить в класс тихо и незаметно садиться на своё место, но её сразу замечали и начинали задевать. Женя плакала, и всё повторялось по кругу.
— Как одноклассники реагировали на ваши слёзы?
— Иногда молчали, а иногда друзья тех, кто меня только что оскорбил, подходили и наигранно спрашивали: «А почему ты плачешь? Что мы тебе сказали обидного?» Я отвечала сквозь слёзы: «Поставьте себя на моё место. Если бы я вам что-то такое сказала, что бы вы делали?» Они пожимали плечами, отходили, и я слышала, как они смеются с друзьями.
Когда Жене было два года, её отец умер. Она осталась жить с мамой и бабушкой, но мама начала пить и искать «нового папу» на сайтах знакомств. Иногда мама закатывала пьяные истерики, падала и делала всё то, что делают запойные люди. Ребёнком с тех пор занимается бабушка. Женя не рассказывала об этом в классе, но решила сказать Свете — по старой дружбе. На следующий день к Жене подошли одноклассники и спросили: «А что с твоей мамой? Она перепила и умерла или ещё в реанимации?» Так Женя окончательно поняла, что у неё больше нет подруги.
Новенькие, которые приходили в Женин класс, быстро понимали, кого здесь не любят. Когда Женя училась в восьмом классе, к ним пришёл новый мальчик. У него были белые вьющиеся волосы, которые хотелось трогать, он хорошо шутил, и Женя поняла, что он ей нравится. Это заметили девочки из её класса и рассказали ему.
— Что тут началось! — Женя теребит рукав свитера. — Я думала, что он хороший человек, а он стал всем рассказывать, что я за ним бегаю и убиваюсь, звоню и молчу в трубку. Принёс в школу какой-то засохший цветок и сказал, что это я оставила у него под дверью. Но это же неправда! Я ничего такого не делала!
До этого момента Женя рассказывала об отношении класса к себе спокойно, но здесь в её голосе появилась обида.
Рассказы того мальчика подхватили остальные одноклассники, и Женю начали травить ещё сильнее. Как раз в это время классная руководительница решила провести урок о том, как одни дети обижают других и почему не стоит этого делать. Она говорила обычные вещи — о том, что все люди равны, и если кому-то что-то не нравится, можно сказать об этом прямо или не обращать внимания. А потом дала слово Жене.
— Я не готовилась, но моё выступление превратилось в крик души. Я кричала и плакала. Говорила: «Я что, не человек? Надо мной что, можно издеваться? Что со мной не так? Просто скажите!» Знаете, что я увидела сквозь слёзы? Каменные лица. На них не было никаких эмоций, полное безразличие. Их это не интересовало. Тогда я поняла, что обращаюсь не к ним, а к стенке, и решила отдалиться ото всех, перестать пытаться что-то понять и доказать.
Весь девятый класс Женя старалась минимизировать общение с одноклассниками. Слушала музыку или читала на переменах, не ходила на школьные дискотеки и даже осталась дома на всю неделю в день рождения — чтобы не отмечать его в школе.
В десятом классе Женя случайно услышала о курсах по тележурналистике и решила попробовать. Перед тем, как идти на первое занятие, боялась, как её воспримут дети на курсах и не повторится ли та же история, что и в классе.
— Я пришла, меня представили, и все начали улыбаться. А на перемене подходили и спрашивали, чем я занимаюсь, откуда я и почему сюда пришла. Наверное, тогда я впервые в жизни почувствовала от других людей искренний интерес к себе. Они и вправду хотели общаться, это были не дежурные фразы для приличия.
Женя ходит на курсы уже почти два года, но воспоминания о той первой встрече до сих пор её удивляют.
На курсах у Жени появилась цель — стать администратором на телевидении. Ей понравилось следить за тем, правильно ли сидят люди во время съёмок телешоу, соблюдают ли они правила. И самое главное — Женя поняла, что незнакомцы во время общения воспринимают её совершенно нормально, ни у кого не возникает мысли начать издеваться или говорить гадости.
Дойти до сути
Вопрос, что с ней не так и что такого ужасного видят в ней одноклассники, не переставал тревожить. Женя решила узнать ответ и завела подставную страницу в соцсети. Подписала её чужим именем, вместо аватарки поставила картинку и начала писать своим одноклассникам. Придумала легенду, что недавно переехала в Киев и ищет новых друзей. Первые несколько дней общалась на нейтральные темы, а потом решилась перейти к главному.
— Я начала спрашивать намёками: «А есть ли у вас знакомые ребята, которые вас раздражают? Почему? А как вы реагируете?» С одним из одноклассников мы даже созвонились по телефону, и я настолько поверила в собственную легенду, так вжилась в образ, что он даже по голосу меня не узнал. Рассказывал, что у них в классе есть странная и ненормальная девочка, что её родители били табуреткой по голове, что она мерзкая и отвратительная. Мне было противно и больно, хотелось бросить трубку, но я почему-то этого не делала, просто стояла и слушала, даже сама смеялась над той девочкой, — Женя на секунду замолкает.
«Раньше я была маленькой хрупкой девочкой, а теперь буду преподносить себя как сильную женщину. Пусть люди лучше думают, что у меня сложный характер, чем что я слабая»
Она помнит, что конкретно рассказывал о ней одноклассник, но не хочет говорить, поэтому рассказывает о том, что было дальше.
Через две недели такого общения Женю раскусили. Одноклассники подошли к ней в школе и прямо сказали: «Мы знаем, что это ты». Ей было страшно и стыдно, она пыталась отпираться, но у ребят были железные аргументы, и Женя сдалась. Потом начались эсэмэски с угрозами, и когда Женя была на курсах, узнала, что под её домом собралась компания и её хотят избить.
— Та моя бывшая лучшая подруга, Света, написала одному из моих друзей с курсов, что хочет с ним встретиться и поговорить. Я предупредила его, чем это может закончиться, но он всё равно поехал. Вместо Светы там ждала целая шайка. Его отвели в безлюдное место и избили.
После этого Женя три дня не ходила в школу, а когда пошла снова, очень боялась. К тому времени она из-за угроз сменила телефонный номер и, по настоянию директора школы, удалилась из всех соцсетей. Одноклассники встретили её всё тем же безразличием, только между собой, посмеиваясь, стали называть именем, которое было написано на той подставной странице.
Больше остальных оскорблений Женю всегда задевало, когда одноклассники, которые лучше одевались и ездили летом отдыхать за границу, говорили ей: «Ты ничтожество, ты полный ноль, ты никогда ничего не добьёшься». После истории с подставной страницей Женя поняла, что терять ей уже нечего, а учиться с этими людьми осталось год, и решила доказать им, что чего-то стоит.
— За те две недели, в которые вы общались с одноклассниками под чужим именем, получили ответ на свой главный вопрос — почему они так к вам относятся?
— Я поняла одно. Просто это такие люди, которым в жизни важны две вещи — деньги и внешность. Они постоянно просят у родителей деньги и хвастаются друг перед другом шмотками и телефонами. Если девушка не ходит со слоем тонального крема на лице и не выглядит в их понимании шикарно, они не будут общаться, кем бы она ни была.
Летом между 10-м и 11-м классом Женя решила полностью измениться. Она поехала в деревню к родственникам в Черкасскую область, рядом не было ни родных, ни друзей по курсам. Только книжки по психологии и свои мысли. Женя решила не задаваться больше вопросом «почему?», а просто изменить своё поведение. В деревне был дом культуры, и в нём устраивали дискотеки. Она собрала волю в кулак и пошла туда одна.
— Я подумала: меня здесь никто не знает и ничего ужасного не случится. А если случится, я всегда могу уехать. Как будто что-то щёлкнуло: просто иди и не обращай ни на кого внимания. И знаете, что произошло? — Женя выпрямляет спину, и её голос становится более звонким. — Ко мне начали подходить люди и знакомиться. В какой-то момент я поняла, что вокруг меня незнакомые ребята, они улыбаются мне, а я им. Спрашивают: «Привет! Как тебя зовут? Откуда ты?» Всё было так же, как на курсах, и я поняла, что у меня получилось.
67% детей в Украине столкнулись с преследованиями в последние три месяца
В то лето Женя решила, что больше не станет плакать в ответ на оскорбления, будет просто разворачиваться и уходить, не опуская головы. А ещё она проводила много времени перед зеркалом. Раньше не могла смотреть и видела в отражении уродину, а теперь сначала заставляла себя, потом поняла, что ничего ужасного в ней нет, ещё позже — что похожа на какую-то французскую актрису, а французские актрисы не бывают некрасивыми.
— 1 сентября я пришла в школу с чётким осознанием того, что прошлой Жени больше нет. Я стала увереннее в себе, выбросила закомплексованность. Я была готова к нападкам, но их больше нет, — Женя говорит это как человек, которого родственники с детства считали слабоумным, а он вырос и получил Нобелевскую премию по математике.
Сейчас Женя по-прежнему почти не общается с классом, но один друг у неё появился — мальчик, который пришёл к ним в прошлом году и которого тоже иногда пытались травить. На курсах у Жени появилась новая лучшая подруга, а недавно её позвала гулять Света. Правда, это было вне школы, а в классе Света по-прежнему делает вид, что Жени не существует.
— Вам сейчас легко доверять людям? Не боитесь подвоха?
— Этим летом я поняла, что надо просто быть собой и не пытаться измениться ради других людей. Если кто-то меня не воспринимает, это просто не мои люди.
— Но чтобы понять, ваши это люди или нет, нужно ведь рискнуть и довериться.
— Да. Девочке, которая теперь стала моей лучшей подругой, я не могла довериться полтора года. Что-то съедало меня изнутри, и я не могла открыться. Но за это время научилась читать людей, как книги. По их взглядам, жестам, повадкам я понимаю, можно им доверять или нет. Иногда мне достаточно минуты, чтобы «прочитать» это, а иногда приходится проверять дольше.
Женя говорит, что стала теперь девушкой-оптимисткой и совсем не думает о плохом. К этому сложно относиться однозначно, потому что в её оптимизме чувствуется сплошное самопреодоление.
— Скоро выпускной, и бабушка говорит мне: «Зачем тебе туда идти, если у тебя были плохие отношения с классом?» А я хочу пойти, чтобы лет через 20–30 мы смогли увидеться на встрече выпускников и посмеяться надо всем, что происходило в школе. Когда люди становятся старше, они ведь всегда с улыбкой и смехом вспоминают то, что раньше было больно и обидно? — Женя говорит полувопросительно и неуверенно.
— Далеко не всегда.
— Даже если не всегда, то через 20 лет я приду на эту встречу и покажу им, что я не оно и не ничтожество, что я стала успешной и независимой.
И это уже больше похоже на правду.
Анна Маляр, юрист-криминолог об ответственности родителей за поведение детей
— В украинском законодательстве нет термина «буллинг». Но есть понятие «причинение физического или морального вреда». По этому поводу родители могут обратиться в суд и требовать компенсацию. Стал ли ребёнок жертвой психологического насилия, решает специальная экспертиза.
В Украине общая криминальная ответственность наступает в 16 лет. Но к юридической ответственности можно привлечь только родителей. Например, взыскать с них денежные средства за причинённый их ребёнком ущерб. Правда, такое встречается редко.
По закону школа должна обеспечивать ребёнку физическую и психическую безопасность в момент его пребывания там. Поэтому, пока конфликт не перешёл в агрессивную фазу, родителям нужно письменно обратиться в администрацию школы с требованием обеспечить ребёнку безопасность. Если реакции от школы нет — обратиться в местное управление образования. Школа должна провести беседы с агрессивным ребёнком и его родителями. К сожалению, законодательство не позволяет исключать из школы агрессивного ребёнка, даже если он терроризирует весь класс. Это возможно только в частных школах, где есть чёткие правила и договоры, подписанные всеми родителями.
Я советую родителям забирать ребёнка из класса или даже школы, где его травят. Как показывает практика, даже если конфликт вроде как решается, ребёнку всё равно эмоционально некомфортно учиться в этом коллективе. Родители должны понимать, что использование юридических инструментов тоже не облегчит судьбу ребёнка.
Екатерина Гольцберг, детский и семейный психолог о том, как помочь ребёнку, пережившему травлю
— В возрасте около 8 лет у детей начинается период латентного психосексуального развития, вот с этого момента и могут уже случаться ситуации травли. Где-то в третьем классе я прихожу к учителям и родителям и рассказываю, что до этого ваши дети дружно жили вместе, а теперь они, возможно, будут пробовать дружить против кого-то. У мальчиков это часто происходит в виде драк. У девочек всё жёстче, они объединяются в пары-тройки и выбирают кого-то для психологического давления.
Объектом травли может стать кто угодно. Дети разные, у некоторых есть особенности, допустим, физические недостатки, кто-то заикается, кто-то полненький, кто-то некрасивый, кто-то говорит слишком тихо. Придраться можно к кому угодно.
У объекта травли может сформироваться паттерн жертвы — виктимное поведение. Иногда жертва даже может получать дивиденды от своей роли. Или происходит другое — ребёнок закрывается, определяет для себя, что мир жесток и лучше в нём не быть. Причём способы самоизоляции могут быть самые разные, вплоть до суицида. Без помощи взрослых дети с этим не могут справиться. Очень важно помочь ребёнку не изолироваться, не отделиться от общества в целом. Нужно дать ему понять, что это проблема конкретной группы.
Агрессор получает опыт возвышения, реализует нарциссическую составляющую, которая становится обязательной частью идентичности современного подростка. Соцсети этому очень способствуют. У ребёнка-агрессора есть несколько путей развития. Например, опыт инициатора травли закрепляется, и ребёнок в дальнейшем становится, например, жёстким начальником. Или наоборот — где-то его «обламывают». Ведь агрессор — потенциальная жертва в будущем.